а Горовец был в Союзе известным певцом (пел на 3-х языках), но, как начал мыкаться с 1973 г. по миру, подобно герою этой песни (даже как-то, в 89-м, возвращался), но так и не обрёл пристанища - умер в 2001 в Нью-Йорке...

Сейчас по Нью-Йорку холодному,
А может быть, по Лондону,
А может, по Мюнхену бродит он,
Смоленский мальчишка Иван.
Войной от России отринутый,
Слоняется по миру он,
Пока ещё веря заученным,
Чужим, иностранным словам.

Семья у мальчишки в Смоленске была,
Её в сорок первом война отняла,
И дом разломала,
И детство украла,
Взамен не дала ничего...
Давно на чужбину заброшенный,
Всё бродит он, всё бродит он,
И знает одно лишь о Родине -
Что Родины нет у него.

Ненастными днями, ночами ли,
Он горбится в молчании.
Кто знает, о чём размышляет он,
Смоленский мальчишка Иван?..
За годы скитаний измученный,
Издёрганный, приученный
При встрече здороваться левою,
А правую руку - в карман...

Когда-то в Смоленске он в прятки играл,
Пел песни и марки в альбом собирал,
Он помнит немножко
Ветлу под окошком,
И думает вновь - для чего?..
Давно на чужбину заброшенный,
Всё бродит он, всё бродит он,
И знает одно лишь о Родине -
Что Родины нет у него.

Сейчас по Нью-Йорку холодному,
А может быть, по Лондону,
А может, по Мюнхену бродит он,
Смоленский мальчишка Иван.
Глядит он на небо недоброе,
И думает о доме он,
И верит всё меньше заученным,
Чужим, иностранным словам.

Рекламы в глаза ему плещут огнём,
Но видит мальчишка ветлу под окном,
Смоленской весною -
Себя под ветлою,
И рядом - отца своего...
Давно на чужбину заброшенный,
Пусть бродит он, пусть бродит он,
Всё больше тоскуя по Родине,
А Родина есть у него!